Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине - Страница 85

К оглавлению

85

– Любовь не живет без надежды, – ответил рыцарь, – но моя привязанность походила на безнадежную любовь. Так моряк, который плывет по бурному морю, все время оспаривая свою жизнь у бурной стихии, иногда видит свет маяка, убеждающий его, что берег близок, но с ослабевшим сердцем, изможденный, он не надеется его достигнуть.

– А теперь эта надежда погибла в волнах, и отдаленный свет маяка погас навсегда?

– Навсегда! – ответил сэр Кеннет голосом, будто раздавшимся из глубокой могилы.

– Мне кажется, – заметил эмир, – что если для твоего счастья необходим блеск метеора, то со временем может засветиться огонь маяка, о котором ты говорил. Я уверен, что если бы тебе удалось восстановить свою честь, то твои надежды снова всплывут со дна морского и ты снова отдашься своей восторженной любви и будешь жить несбыточной мечтой. Да, рыцарь, еще раз повторяю, несбыточной, потому что дама твоего сердца, во-первых, королевская дочь, во-вторых, в скором времени нареченная невеста Саладина!

– Я бы очень хотел, чтобы так случилось, – со сверкающим взглядом возразил шотландец, – тогда бы я… – но тут оборвал свою речь: ему самому показалось страшным договорить то, что он и сам считал невозможным.

Сарацин улыбнулся и закончил за него:

– Ты вызвал бы султана на поединок? Не так ли?

– А если бы и так, – высокомерно ответил сэр Кеннет. – Почему же мой меч не может коснуться его в бою?

– Конечно, мог бы, если бы он принял твой вызов. Но мне кажется, он не настолько опрометчив, чтобы решиться в поединке завоевывать невесту королевского дома, а также участь народов, воюющих против нас.

– В таком случае я могу сразиться с ним в первых рядах в бою, – ответил рыцарь, и его горевшие необычайным блеском глаза красноречиво говорили, какой заманчивой была для него эта мысль.

– Да, здесь ты всегда можешь с ним встретиться, – согласился Ильдерим, – он никогда не уклоняется от битвы, когда смелый и отважный рыцарь стоит перед ним. Но не о султане намерен я беседовать с тобой, а только о тебе самом. Прямо тебе говорю: если для восстановления твоей чести у христиан достаточно найти похитителя английского знамени, то я могу тебе в этом помочь. Ты видишь, я следую советам Локмана, который говорит: «Если ребенок пытается ходить, кормилица должна поддерживать его; если непросвещенный желает понять, мудрец должен просвещать его».

– Ты мудр, Ильдерим, мудр, хоть и сарацин, великодушен, хоть и мусульманин, и я в этом несколько раз убеждался. Прошу тебя, будь моим покровителем в этом деле, но только не требуй от меня ничего, что противоречит моей чести и христианской религии, и я буду полностью повиноваться тебе.

– Хорошо! Теперь слушай меня! Благодаря моему лекарству, так чудесно исцеляющему людей и животных, твоя прекрасная собака теперь здорова и, может быть, благодаря своему чутью найдет тех, кто чуть было ее не убил.

– А, теперь я понимаю и удивляюсь, как это не пришло мне самому в голову.

– Скажи мне, – продолжал эмир, – не остался ли у тебя в лагере кто-нибудь, кто знает эту собаку?

– Ожидая с минуты на минуту смертной казни, – ответил рыцарь, – я отослал моего верного оруженосца, которого ты вылечил, с письмами к моим друзьям в Шотландию. Теперь в лагере один только лорд Гилслендский знает моего верного Росваля. Но ведь я сам хорошо известен в лагере, уже по одному моему голосу меня узнают там, где в продолжение нескольких месяцев я играл не последнюю роль.

– Это ничего не значит, и тебя, и твою собаку мы преобразили так, что вас не узнают даже самые внимательные из ваших знакомых, – сказал сарацин. – Обещаю тебе, что самый близкий родственник, даже родной брат, не узнает тебя, если ты точно последуешь моим советам. Ты сам был свидетелем, что я и не такие творил чудеса. Тот, кто призывает умирающих из смертной тени к жизни, легко может обмануть зрение живых. Но за эту услугу ты должен передать письмо Саладина очаровательной родственнице Мелека Рика, имя которой так же недоступно для нашего языка, как и ее восхитительная красота – для наших глаз. И знай, это мое обязательное условие.

Сэр Кеннет не решился ответить сразу. В этом молчании Ильдерим увидел колебание и спросил его:

– Разве ты не согласен и боишься исполнить это поручение?

– Бояться?.. Нет. Если бы оно стоило мне даже жизни, – ответил рыцарь. – Я только размышляю, прилично ли достоинству рыцаря быть передатчиком султанских писем и прилично ли Эдит Плантагенет принимать письмо от нехристианского государя?

– Клянусь головой Мухаммеда и честью воина, гробницей пророка и прахом моего отца, что письмо это не будет содержать ничего такого, что могло бы оскорбить ее, и будет написано в самых почтительных выражениях. Скорее сладкозвучная песнь соловья запятнает прелестную розу, которой он посвящает свои восторги любви, чем слова султана оскорбят слух прекрасной родственницы короля Английского.

– В таком случае я согласен передать письмо султана и исполню это с таким же рвением, как если был бы прирожденным его вассалом, – ответил рыцарь. – Но надеюсь, что такого рода просьба будет единственной с твоей стороны и что от меня не потребуют никаких дальнейших услуг и посредничества в этом деле.

– Саладин великодушен, благороден и настолько благоразумен, что не требует, чтобы конь скакал свыше сил. А теперь отправимся в мой шатер, – сказал Ильдерим, – я займусь твоей внешностью и переодену тебя так, что ты, выйдя от меня, не узнаешь самого себя, заглянув в полированную поверхность стали.

Глава XXIV

85