– Хаким, – ответил рыцарь, – ты не воин. Ты спас жизнь Ричарда, английского монарха, и моего бедного оруженосца. Я выслушал тебя до конца, но если бы кто-нибудь другой осмелился сделать мне подобное предложение, я ударом кинжала прервал бы его слова. Выслушай же мой совет: передай тому, кто явится к Ричарду от Саладина с предложением о заключении брака его родственницы с мусульманином, чтобы он надел на себя непробиваемые латы, которыми он мог бы уберечь себя от грозного удара секиры, поразившей Аккрские ворота.
– Итак, ты все еще непреклонен и не соглашаешься искать убежища под защитой Саладина? – спросил Адонбек. – Не забудь, здесь ты не избежишь смерти, а закон твой, так же как и наш, запрещает самоубийство.
– Сохрани меня Боже забыться до такой степени! – шотландец осенил себя крестным знамением. – Но нам также запрещается избегать заслуженного наказания. И если ты имеешь такое смутное понятие о верности, то я жалею, что отдал тебе свою собаку, выздоровев, она будет иметь хозяином человека, не умеющего по достоинству оценить ее.
– Не говори мне о своем подарке, – сказал эль-хаким. – У нас, лекарей, правило: не отсылать больных, пока они не выздоровеют. Если же собака твоя не умрет, я верну ее тебе.
– Полно, полно, – ответил сэр Кеннет, – нехорошо рассуждать о собаках и соколах, когда человеку остается лишь несколько часов жизни. Дай мне подумать о моих грехах и примириться с небом.
– Итак, мне не убедить тебя: туманом застилаются глаза людей, обреченных на гибель.
Он медленно удалился, по временам оборачиваясь, все еще ожидая, не изменит ли рыцарь своего решения. Наконец чалма его скрылась за палатками, раскинувшимися вокруг холма Святого Георгия.
Хотя советы Адонбека не поколебали решения сэра Кеннета, они пробудили в нем страстное желание жить, нелегко ему было отказаться от жизни, как от старой грязной одежды.
Теперь ему ясно припомнились разговоры отшельника с Шееркофом (Ильдеримом), на которые он в свое время не обратил должного внимания.
Он упоминал о неверующем муже, обращенном к истине женой. Почем знать, быть может, изменник показывал Эдит Плантагенет сарацину, чтобы он мог собственными глазами убедиться в том, достойна ли она быть принятой в гарем Саладина. «Если бы мне в другой раз попался этот язычник, как случилось ему попасться мне в руки недавно, – думал он, – конечно, ему не удалось бы избежать справедливого наказания, и он не явился бы сюда, в христианский стан, с позорным предложением подобного брака. Но что я могу сделать теперь, я, которому осталось лишь несколько минут жизни! Пока я еще чувствую в себе жизнь, быть может, мне удастся что-нибудь сделать, и я сделаю это немедленно».
После нескольких минут размышления он отбросил в сторону шлем и направился к шатру Ричарда.
Король Эдуард увидел багровые полосы, вытеснявшие мрак, и услышал карканье воронов, возвещавших наступление рокового дня. «Вы правы, – сказал он. – Клянусь всемогущим Богом, для Чарльза Балдвина и двух его товарищей это день роковой».
Чаттертон
Ричард, торжествуя, вернулся в свой шатер довольный победой, которую ему удалось одержать над своим соперником, австрийским эрцгерцогом, в присутствии многочисленных воинов.
Если бы на месте Ричарда был другой монарх, менее уверенный в себе, он в эту ночь, несомненно, усилил бы сторожевые посты, расположенные вокруг его шатра. Ричард Львиное Сердце, напротив, велел распустить даже стражу, приказав раздать солдатам вина, чтобы они выпили за его выздоровление. Что бы стало твориться в лагере, если бы герцог Солсбери, сэр Томас де Во и некоторые другие здравомыслящие начальники добровольно не приняли на себя обязанность навести порядок среди загулявших бойцов!
Лекарь, лечивший короля, долго оставался с ним в палатке, он дважды давал ему приготовленное питье, причем постоянно смотрел на луну, говоря, что ее свет активно влияет на лекарство. Было около трех часов утра, когда он вышел из шатра Ричарда, чтобы отправиться к себе на отдых. Дорогой он зашел в шатер рыцаря Спящего Барса осведомиться о здоровье оруженосца, который также был его пациентом. Узнав, что рыцарь назначен на пост, он отправился к нему на холм Святого Георгия, где и нашел его в том бедственном положении, которое описано в предыдущей главе.
Незадолго до восхода солнца около королевского шатра вдруг послышались медленные шаги вооруженного воина. Сэр де Во, сидя спавший у кровати своего повелителя, едва успел вскочить на ноги и спросить: «Кто идет?», как рыцарь Спящего Барса вошел в шатер. Его мужественное лицо выражало глубокую печаль.
– Какое вы имели право войти без доклада в королевскую спальню, сэр рыцарь? – строго произнес де Во, понижая, однако, голос, чтобы не разбудить государя.
– Оставь его, де Во, – заговорил проснувшийся Ричард. – Сэр Кеннет добрый воин, он, наверное, пришел доложить нам, что его дежурство окончилось благополучно и что в лагере все обстоит прекрасно, а за такие вести ему всегда будет доступен вход в наш шатер. – Говоря это, Ричард приподнялся и пристально посмотрел в лицо рыцаря. – Ну, что? Я думаю, что для охраны нашего английского знамени не потребовалось пускать в ход все ваши умения, знаменитый рыцарь?
– Знаменитый, говорите вы, государь, увы, отныне никто больше не назовет меня так! Не все обстоит благополучно, Ваше Величество, английское знамя похищено.
– Как, и ты еще жив, если только это правда! – с негодованием воскликнул Ричард. – Покажи мне кровь, покажи скорее раны, которые ты получил, защищая его! Что же ты молчишь? Говори правду, ты не смеешь так шутить с королем. Ты солгал! Ну, живее же правду, и я все прощу тебе!