Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине - Страница 53

Первой мыслью пораженного сэра Кеннета было отыскать виновников, нанесших оскорбление английскому королю. Но как и где найти похитителя?

Он нагнулся к Росвалю, чтобы посмотреть, в каком состоянии бедное животное. Быть может, такая забота о животном в эту минуту покажется странной тому, кто не испытывал к собакам искренней привязанности. Он ласкал умиравшего друга, исполнившего свой долг лучше своего хозяина, покинувшего пост.

Росваль, казалось, забыл собственную боль при виде хозяина, он махал хвостом, лизал ему руки, стонами показывая, что рыцарь, старавшийся вытащить из его раны обломок копья, лишь увеличивает его страдания, затем снова начал ласкаться к нему. Знаки привязанности издыхавшей собаки только увеличивали отчаяние сэра Кеннета, душа которого была истерзана стыдом и позором. Теперь, когда он подвергнется всеобщему презрению и ненависти, он должен лишиться и своего лучшего друга. Не выдержала душа рыцаря, и слезы полились из его глаз.

В то время как рыцарь предавался этим горестным размышлениям, он услышал голос, говоривший на левантском языке, который ясно и торжественно, подобно голосу имама, поучающего в мечетях, произнес следующие слова:

– Несчастье подобно весеннему и осеннему дождю, который холоден и неприятен людям и животным, но он оживляет всю природу: лишь благодаря ему произрастают цветы и плоды, финики и розы.

Рыцарь Спящего Барса обернулся и увидел мавританского лекаря. Незаметно приблизившись к нему, лекарь сел позади него, по обычаю своему поджав ноги, и с утешением произнес изречение, почерпнутое им из Корана. Он, как и все восточные народы, умел заимствовать выражения из этой книги, хранить в памяти и кстати их приводить.

Сэр Кеннет, стыдясь, что его застали плачущим, в смущении вытер слезы и снова вернулся к умиравшей собаке.

– Поэт говорит, – продолжал лекарь, будто не замечая печального вида и поникшего взора рыцаря: – «Вол создан для долины, верблюд для пустыни. Приличнее руке лекаря, нежели воина, исцелять раны, хотя воину легче наносить их».

– Этот больной уж не может воспользоваться твоей помощью, хаким, – ответил сэр Кеннет. – Да к тому же по твоему закону собака принадлежит к нечистым животным.

– Если Аллах одарил животное жизнью, наделил его чувством радости и скорби, – сказал лекарь, – вправе ли мудрец, озаренный истинным светом, отказать ему в облегчении страданий и продолжить его бытие? Дай я осмотрю рану животного.

Сэр Кеннет молча согласился, и лекарь внимательно осмотрел рану Росваля. Затем, взяв подходящий инструмент, он чрезвычайно искусно вынул обломок оружия из плеча собаки и остановил кровотечение, тщательно перевязав рану. Бедное животное терпеливо переносило страдания, будто понимая добрые намерения заботившегося о нем человека.

– Это животное выздоровеет, – сказал эль-хаким, обращаясь к сэру Кеннету, – если ты позволишь мне отнести его в мою палатку. Собака эта славной породы, и я постараюсь ее вылечить. Адонбек, твой покорный слуга, так же хорошо знает болезни собак и лошадей, как и недуги людей, и может их вылечить.

– Пусть же отнесут ее, – ответил рыцарь, – я охотно подарю ее тебе, если ты ее вылечишь. К тому же я должен заплатить тебе за твою помощь моему оруженосцу, а мне больше нечем отблагодарить тебя. Что же касается меня, то для меня охота кончилась навсегда, и рог мой больше не будет сзывать собак на травлю зверей.

Ни слова не ответил мавр, он хлопнул в ладоши, и появились два невольника. Он дал им приказание на арабском языке, на которое ему ответили: «Слышим и повинуемся». Они тотчас взяли животное на руки и понесли его. Росваль не сопротивлялся, так как силы его были истощены непосильными страданиями, но не сводил своих грустных глаз с рыцаря.

– Прости, мой Росваль, – сказал сэр Кеннет, – прости, мой единственный друг, ты слишком благороден, чтобы принадлежать такому презренному существу, каким я стал. Как бы я желал, – прибавил он, когда невольники удалились, – променять свою участь на судьбу этого умирающего животного.

– В Писании сказано, – сказал лекарь, – что все твари созданы, чтобы служить человеку, а царь земли унижает себя так сильно, что желает променять свои надежды на настоящее и будущее на низкую долю презренной твари.

– Собака, не жалеющая жизни для исполнения своей обязанности, – твердо ответил рыцарь, – благороднее и выше человека, забывшего свой долг. Оставь меня, хаким, ты обладаешь чудесным даром вылечивать телесные болезни, но врачевать душевные немощи свыше твоих сил.

– О, напротив, – сказал Адонбек, – если только страждущий захочет поделиться горем своим и будет следовать советам лекаря.

– Если ты так настойчив, – ответил сэр Кеннет, – то знай же, что еще эту ночь развевалось здесь английское знамя, которое мне поручили охранять. Вот занимается утренняя заря, ты видишь – древко раздроблено, знамя исчезло, а я здесь… стою здесь и еще жив.

– Как, – сказал эль-хаким, бросив на него внимательный взгляд, – кольчуги и латы твои не повреждены, кровь и меч твой не свидетельствуют о пролитой крови, тебя считают храбрым рыцарем, а ты мог уступить знамя без боя. Тебя, верно, кто-то обманул, ты оставил свой пост, тебя прельстили черные очи и румяные ланиты одной из ваших гурий, которым вы, назареяне, отдаете вашу любовь и почести, принадлежащие одному Аллаху. Вы забываете из-за них, что наше пребывание на земле недолговечно, что наше существо бренно! Да, это так, я не ошибаюсь.

– А если это так, лекарь, – сказал рыцарь, бросая на него хмурый взгляд, – видишь ли ты выход из моего положения?