– Глубокое уважение к Вашему Величеству не позволяет мне противоречить вам; все эти дамы были свидетельницами тому, что вы сами, Ваше Величество, предлагали мне это пари, сами сняли с моей руки перстень, тогда как я настаивала на том, что для девушки моего возраста недостойно участвовать в подобном обсуждении.
– Но не можете же вы отказаться, леди Эдит, от своих слов, когда вы заступались за рыцаря Спящего Барса и ручались за его храбрость, – сказала одна из придворных дам королевы.
– Если бы это и было так, – живо возразила Эдит, – разве это дает вам право вмешиваться в мой разговор с королевой, хотя бы и с целью поддержать веселость Ее Величества? Я повторяла лишь слова всех, видевших его в бою, и имею так же мало права защищать его, как вы нападать на него. Да и о чем говорить нам, женщинам, как не о военных подвигах?
– Благородная леди Эдит все еще сердится на нас за то, что мы рассказали вам, как она уронила в энгаддийском приделе два бутона роз.
– Если Вашему Величеству нечего приказать мне, – сказала Эдит сдержанным, холодным тоном, – то я попрошу вас отпустить меня.
– Молчи, Флориза, – обратилась королева к придворной даме, – мое снисхождение не дает тебе права забываться, помни, что между тобой и нашей родственницей есть разница. А вы, прекрасная кузина, неужели вы, такая добрая, не можете простить минутной веселости бедным женщинам, проведшим много дней в горести и слезах?
– Мое искреннее желание, Ваше Величество, чтобы веселость ваша никогда не покидала вас, – отвечала Эдит. – Что же касается меня, то я скорее согласна всю свою жизнь ни разу не улыбнуться, нежели…
Она умолкла, вероятно, из уважения, но в ее голосе сэр Кеннет ясно услышал сильное волнение.
– Простите безрассудной, но веселой принцессе Наваррского дома, – сказала Беренгария. – Но что за беда? Молодого рыцаря заманили сюда хитростью, он отлучился или его заставили отлучиться со своего поста, он не мог противиться желанию увидеть свою даму сердца, знамя же его сохранится и в его отсутствие. Я должна отдать справедливость вашему рыцарю, Эдит: лишь просьба от вашего имени могла убедить его.
– Боже праведный! – вскричала Эдит сильно взволнованным голосом. – Я надеюсь, Ваше Величество пошутили со мной, вы не могли этого сделать. Скажите же мне, Ваше Величество, что то была шутка, и простите мне, что я могла хотя бы на минуту всерьез принять ваши слова.
– Леди Эдит, – недовольно сказала королева, – досадно, что она проиграла свое пари. Мы возвращаем вам залог, прелестная кузина, не обижайтесь только, что мы выиграли пари, хотя вы и дорожили всегда вашим благоразумием, не будьте же в обиде за наше маленькое торжество.
– Торжество! Государыня… – Ее голос, полный негодования, громко отозвался в ушах рыцаря. – Восторжествуют неверные, когда узнают, что королева может подвергать насмешкам и поруганию доброе имя родственницы своего супруга.
– Вы горюете о потере вашего любимого перстня, прелестная кузина, – сказала королева, – но если вам так тяжела его потеря, то мы отказываемся от наших прав на него. Вы привлекли сюда рыцаря вашим именем, вашим перстнем, теперь мы больше не думаем о приманке, притянувшей рыбку на удочку.
– Государыня, – нетерпеливо возразила Эдит, – вы хорошо знаете, что все, что я имею, принадлежит вам. Если у вас есть хоть малейшее желание, возьмите, что хотите, я охотно отдала бы все мои яхонты, если бы вы только не употребляли во зло моего перстня и не обманули бы рыцаря, который теперь может подвергнуться наказанию.
– О, мы уверены, что рыцарю ничего не угрожает, – сказала королева. – Неужели вы нас так мало уважаете, что предполагаете, будто наша шалость может кому-нибудь стоить жизни? Не одна леди Эдит имеет влияние на рыцарей, закованных в латы и железо. Сердце самого льва далеко не железное, и оно бывает мягче воска. Поверьте мне, я имею достаточно влияния на Ричарда, чтобы упросить его не подвергать наказанию рыцаря, в судьбе которого вы принимаете такое участие, даже если бы он и заслуживал его, ослушавшись приказа короля.
– Умоляю вас, государыня, именем святого креста, – вскричала Эдит, и рыцарь услышал, как она припала к ногам королевы, – ради блаженной Девы Марии и всех святых угодников, подумайте о том, что вы хотите сделать! Вы не знаете короля Ричарда – скорее можно удержать порывы полуночного ветра, чем упросить Ричарда простить рыцаря, нарушившего свой долг. Ради самого Бога, отошлите же рыцаря, если вы в самом деле заманили его сюда. Я готова принять на себя весь позор, если только буду уверена, что он возвратился на свой пост, куда призывает его долг!
– Встаньте, кузина, встаньте, – сказала королева, – и будьте уверены, что дело кончится лучше, чем вы предполагаете. Говорю вам, встаньте же, милая Эдит, мне досадно, что я невольно сыграла злую шутку с рыцарем, судьбой которого вы столь обеспокоены… Не ломайте рук, я охотно верю, что он вам не дороже других. Я всему поверю, чему захотите, только не могу видеть вас такой несчастной. Говорю вам, я возьму всю вину на себя, только чтобы оправдать вашего прекрасного северного друга или вашего знакомого, если вы не хотите назвать его другом. Не смотрите на меня так укоризненно, мы поручим Нектабанусу вновь проводить рыцаря к знамени. Он, верно, в какой-нибудь из палаток.
– Клянусь вам моей лилейной короной и водяным скипетром, – сказал Нектабанус, – он ближе, нежели вы предполагаете, он здесь, за этим занавесом.
– И, очевидно, слышал весь наш разговор! – вскричала королева, пораженная этим известием. – Вон отсюда, глупое и ядовитое чудовище!