– Я слышал, что Теодорик не священник, но если бы кто осмелился порицать его, – угрюмо сказал рыцарь, – то я сумел бы доказать своим мечом язычнику или мусульманину, что…
– Полно, друг, – миролюбиво произнес сарацин, прерывая страстный панегирик своего спутника, – еще много франков и мусульман осталось на свете, чтобы оттачивать друг о друга лезвия своих мечей. Этот Теодорик пользуется покровительством турок и арабов, и хотя у него бывает много странностей, большинство его поступков так благоразумно и прекрасно, что он несомненно заслуживает покровительства пророка.
– Клянусь именем Матери Божией, сарацин, что если ты еще раз осмелишься так неуважительно отозваться о пустыннике, а также постоянно ставить рядом имя погонщика верблюдов из Мекки с именем…
Эмир встрепенулся, и гнев исказил его лицо, но это продолжалось лишь одно мгновение, он скоро овладел собой и, перебив рыцаря, совершенно спокойно, но с достоинством, проговорил:
– Не отзывайся так пренебрежительно о пророке, с учением которого ты незнаком. Мы ведь уважаем основателя твоей веры, хотя иной раз приходится невольно смеяться над толкованиями ваших священников. Я провожу тебя до самой пещеры пустынника, потому что без моей помощи ты не скоро отыщешь ее. И прекратим бесконечные споры о вере и будем лучше беседовать на темы, более подходящие для молодых воинов, потолкуем о битвах, прекрасных женщинах, острых мечах, блестящих латах и рыцарских турнирах.
Отдохнув как следует, оба путника неторопливо поднялись с зеленой травы и направились к коням. Они старались оказать друг другу услуги, помогая седлать лошадей. Рыцарь и эмир прекрасно справлялись с этой работой, что, впрочем, было обычным для того далекого времени, о котором идет речь. Кони были горячо преданы своим хозяевам, которые, в свою очередь, тоже проявляли неустанную заботу о них. Что касается сарацина, то его привязанность к коню была привычной: воины восточных народов постоянно занимаются с лошадьми и относятся к ним почти так же, как к жене и детям. Невозможность обойтись без коня заставляет рыцарей относиться к нему как к другу, разделяющему все трудности его походов.
Лошади перестали щипать траву и тихо ржали, ласкаясь к своим хозяевам. Каждый из воинов, взнуздывая коня, внимательно присматривался к снаряжению своего попутчика, обращая основное внимание на те вещи, употребление которых ему были неизвестно.
Прежде чем уехать, рыцарь напился и вымыл лицо и руки свежей ключевой водой.
– Я бы хотел знать название этого источника, – обратился он к сарацину, – чтобы всегда с благодарностью вспоминать о нем; никогда в жизни я не чувствовал такого удовольствия, утоляя жажду, как в этот раз.
– Его название, переведенное с арабского языка, означает «сокровище дикой степи» или «алмаз пустыни».
– Да, этот источник вполне заслуживает такое название. Я видел массу источников на моей родине, но ни один из них я не буду вспоминать с такой благодарностью, как этот небольшой ручей, возродивший мои силы.
– Да, ты прав, это единственный источник в такой обширной пустыне. Проклятая вода Мертвого моря не годится для питья, даже воды Иoрдана становятся пригодными и приятными для людей только за пределами этой негостеприимной степи.
Наконец наши путники, оседлав коней, отправились в путь. Жара стала понемногу спадать, и легкий ветерок, поднявшийся с запада, приятно освежал воздух, правда, поднимая тучи пыли, на которую привычный к ней сарацин не обращал ни малейшего внимания. Для тяжеловооруженного рыцаря постоянная борьба со столбами пыли была утомительна, и он снял с головы шлем, заменив его круглой шапочкой из черного бархата.
Некоторое время они ехали молча. Сарацин, взявший на себя роль проводника, внимательно осматривал местность, особенно ряд невысоких холмов, к которым они понемногу приближались. Казалось, эти наблюдения полностью овладели его вниманием: он походил на рулевого, ведущего корабль в море, наполненном рифами и подводными скалами. Когда, наконец, он убедился, что принятое ими направление верно, тотчас же возобновил разговор с приумолкнувшим рыцарем.
– Ты спрашивал у меня название источника, у которого мы только что отдыхали, и я охотно ответил на твой вопрос; теперь мне тоже хотелось бы знать имя того, с кем сегодня судьба или Аллах свели меня.
– Мое имя еще не успело прославиться, – скромно ответил христианин, – однако скрывать его от тебя я не буду, меня зовут Кеннетом, а крестоносцы прозвали меня рыцарем Спящего Барса. У меня есть еще несколько имен, но они покажутся слишком грубыми для восточного слуха. Теперь, храбрый сарацин, позволь узнать, к какому арабскому племени принадлежит твой род и под каким именем известен ты в своем отечестве?
– С удовольствием, сэр Кеннет, сообщу интересующие тебя подробности. Я родился в Курдистане, следовательно, я не арабского происхождения. Обычно меня зовут Горный Лев.
– Я слышал, – сказал рыцарь, – что ваш великий султан ведет свой род от того же племени, к которому принадлежишь и ты.
– Хвала пророку, возвеличившему наш народ до такой степени, что наш повелитель происходит от него. Мое имя, хоть и ничтожно в сравнении с именем царя Египта и Сирии, но все же оно хорошо известно в моей земле. Благородный чужеземец, поведай мне, сколько воинов ты привел с собой в наши края?
– Говоря откровенно, не без труда удалось мне набрать десять оруженосцев и пятьдесят ратников, включая моих слуг и стрелков. Некоторые из них бежали от меня, другие пали на поле битвы, иные умерли от болезней, и я остался один, так как даже мой верный оруженосец недавно захворал. Чтобы испросить ему исцеление, я и решил совершить паломничество.